Всемирная история том пятый - социально-экономическое и политическое развитие германии в xviii в. борьба пруссии и австрии за гегемонию в центральной европе

Господство крепостного права

Мекленбург, Бранденбург, Померания, Восточная Пруссия, Силезия оставались в XVIII в. главными районами распространения позднего немецкого крепостного права, наиоолее ярко характеризующего господство феодальной реакции. Крепостническая эксплуатация приняла здесь особенно жестокий характер, хотя в правовом и экономическом положении крестьянства наблюдалось большое разнообразие. Наряду с обычной двух-трехдневной барщиной встречалась и шестидневная, при которой крестьяне вынуждены были обрабатывать свои надельные участки по ночам. Несмотря на существовавшие запрещения торговли крепостными, бывали случаи, когда крестьян продавали без земли, отдавали в услужение посторонним лицам; помещик мог подвергнуть их любому телесному наказанию; он выдавал разрешение на вступление в брак, поступление крестьянских детей к кому-либо в услужение, в обучение мастерству и т. д. В условиях злейшей феодальной реакции в Остэльбской Германии происходили частые побеги крепостных крестьян. В королевстве Пруссии, в Мекленбурге и других княжествах издавались специальные правительственные постановления о беглых крестьянах, угрожавшие виновным тягчайшими телесными наказаниями и даже смертной казнью. Нередко правительство посылало в помощь помещикам военные отряды для наведения в их поместьях «порядка».

Сгон крестьян с земли принимает все более широкие размеры со второй половины XVIII в., являясь одной из специфических форм развития прусских аграрных отношений. Внешне он несколько напоминал английские огораживания, но имел совершенно иные социальные последствия. В Англии в результате огораживаний создавались предпосылки для развития капиталистического способа производства, капиталистического фермерства, основанного на эксплуатации свободных наемных рабочих. В Пруссии же сгон крестьян вел лишь к дальнейшему расширению господской запашки за счет крестьянских наделов и к укреплению товарного хозяйства помещиков, основанного на барщинном, труде крепостных крестьян. Несколько позднее это крепостное поместье постепенно перерождается в юнкерское поместье капиталистического типа.

В западных и юго-западных землях Германии наблюдались несколько иные аграрные отношения. Здесь и в XVIII в. продолжал существовать сеньориальный режим, приблизительно в той форме, какую он имел в соседней Франции в позднее средневековье. Крестьянин обрабатывал землю, верховным собственником которой был сеньор, получавший с крестьянина чинш и другие, частью натуральные, преимущественно же денежные, оброки. Землевладелец на западе Германии, как правило, не вел собственного хозяйства. Феодальная эксплуатация путем взимания денежного оброка не была такой грубой, как барщина. Тем не менее и она являлась тяжелым бременем для крестьян. Непосредственный производитель и здесь не мог распорядиться полностью своей землей и, подобно средневековому крепостному должен был испрашивать разрешение сеньора на ее отчуждение; крестьяне уплачивали сеньору тяжелый посмертный побор; в ряде мест сохранялась и барщина в количестве 10—15 и даже более дней в году.

Если Восточная Германия была классическим образцом крепостнического барщинного хозяйства (Gutsherrschaft), а для Западной и Юго-Западной Германии было характерно преобладание сеньориально-чиншевой системы (Grundherrschaft), то в Южной Германии (Бавария и соседние с ней земли) господствовали переходные формы аграрных отношений. Довольно распространенная и здесь эксплуатация крепостных крестьян помещиками сочеталась обычно с сохранением большого числа крестьян, не знавших барщины и державших землю по чиншевому праву.

«Второе издание крепостничества» в Восточной Германии и увеличение различного рода сеньориальных платежей в Западной Германии имели своим последствием обострение классовых противоречий, в деревне. Однако силы сопротивления немецкого крестьянства в значительной мере были подорваны опустошениями Тридцатилетней войны. Кроме того, в XVIII в. значительно увеличились размеры войск у германских князей. Королевство Пруссия являлось уже первоклассной военной державой, которая при помощи вооруженных сил в самом зародыше подавляла крестьянские волнения. Только в Южной Германии, политически более раздробленной, разрозненные крестьянские выступления иногда перерастали в крупные восстания. Во время войны за Испанское наследство такие восстания происходили на территории Баварии. В 1705—1706 гг. баварские крестьяне поднялись против своих господ, требуя отмены военных поборов, сокращения барщины в сеньориальных платежей. В первой половине XVIII в. мелкие феодальные владения в Швабии стали очагами крестьянских волнений; причиной их являлось увеличение налогов и феодальных платежей, вновь вводимых под видом восстановления давно забытых старинных поборов. Между 1727 и 1745 гг. неоднократно вспыхивали восстания швабских крестьян, известные под названием войн селитроваров (Salpeterer-Kriegen), так как в них участвовали и крестьяне, занятые в селитряном промысле. Все эти волнения носили, однако, локально ограниченный характер и сравнительно легко подавлялись местными князьями.

Развитие ранней капиталистической промышленности

Промышленное развитие Германии XVIII в. происходило замедленными темпами по сравнению с Англией, Голландией, Францией и даже с Швецией. Старые ремесленные центры Южной Германии—Аугсбург, Нюрнберг, Ульм, Ингольштадт, Мюнхен и др., захирели еще в XVII в. Суконная промышленность, которой они когда-то славились, в XVIII в. совершенно пала. Нюрнберг потерял былое значение крупного центра оружейной промышленности. Вместе с тем в некоторых частях Германии можно отметить и признаки промышленного прогресса. Так, например, в прирейнской Германии суконная и металлургическая промышленность несколько оживилась к началу XVIII в., хотя развитие этих отраслей тормозилось сильной конкуренцией Голландии, Англии и Франции. Капиталистические формы промышленности распространяются с конца XVII в., помимо прирейнской области, также в Бранденбурге и Саксонии. В шерстяной промышленности Берлина, в шелковой промышленности Крефельда возникают даже крупные централизованные мануфактуры с числом рабочих от 2 до 4 тыс.; но лишь к концу XVIII в. количество предприятий этого типа, преимущественно в текстильном производстве, выросло настолько, чтобы определять общий характер промышленности. В большинстве же районов Германии господствующей формой промышленности на протяжении всега этого столетия оставалось цеховое ремесло.

В рассматриваемый период происходит так называемое замыкание цехов, число мастеров строго ограничивается, женатые подмастерья не принимаются на работу. Заработная плата подмастерьев снижается, а длительность рабочего дня устанавливается в соответствии с интересами мастеров. В ответ на это повсеместно образуются союзы подмастерьев, выступающие в защиту экономических интересов своих членов. Главными средствами борьбы против мастеров и покровительствующих им городских властей были забастовки, бойкот и массовый уход подмастерьев из города.

Одним из следствий замыкания цехов явился также общий упадок ремесла. Повсюду раздавались жалобы на низкое качество и дороговизну ремесленных изделий. С другой стороны, ограниченные размеры производства в цеховом ремесле не позволяли обеспечить оснащение больших армий.

Важнейшей предпосылкой для перестройки промышленности была все возраставшая конкуренция цеховому ремеслу со стороны мануфактурного производства, которое в ряде районов Германии делает в течение XVIII в. заметные успехи. Капиталисты-скупщики ремесленных изделий постепенно подчиняют себе экономически цеховых ремесленников в городах и деревенских кустарей. Так, компания скупщиков в городе Кальве (Вюртемберг) уже в начале этого века эксплуатировала мелкое домашнее и ремесленное производство. В Северо-Западной Германии, в Саксонии и Баварии рассеянная мануфактура начинает вытеснять старую ремесленную промышленность. Однако переход от домашней капиталистической промышленности к централизованной мануфактуре встречал еще значительные затруднения. У немецких купцов часто не хватало для этого капиталов. Кроме того, сбыт готовой продукции затруднялся иностранной конкуренцией. Наконец, — и это самое главное — господство крепостничества задерживало приток из деревни в централизованную мануфактуру наемных рабочих, без которых немыслимо было развитие капиталистических форм в промышленности.

Медленные темпы формирования немецкой нации

В XVIII в. продолжался процесс складывания немецкой нации, но происходил он очень медленно. Страна оставалась политически раздробленной, а экономические связи между отдельными районами еще в первой половине XVIII в. были крайне неразвитыми. В дальнейшем, по мере оживления экономической жизни, стал создаваться единый национальный рынок, однако раздробленность Германии по-прежнему препятствовала этому.

Замедленные темпы складывания немецкой нации нашли свое отражение в особенностях развития немецкого языка и немецкой литературы XVII и начала XVIII в. Несмотря на то что еще в XVI в. перевод библии на немецкий язык Лютером явился важной вехой в развитии общегерманского литературного языка (в основу которого был положен восточно-средне-немецкий диалект так называемых саксонских земель), в Германии и в XVII, и в первой половине XVIII в, продолжало существовать много провинциальных диалектов, на основе которых происходило дальнейшее развитие местной провинциальной литературы. В стране все больше ощущалась потребность в создании общенационального литературного немецкого языка, о чем свидетельствовали различные словари и грамматика немецкого языка и его диалектов, а также специальные филологические журналы, издававшиеся в XVII и начале XVIII в. Тем не менее немецкая литература еще долго сохраняла как в своем языке, так и в своей идейно-тематической направленности ярко выраженные провинциальные особенности и локальную ограниченность. Характерно, что даже в XVIII в. не редкостью были литературные произведения на латинском языке. На этом языке издавались ученые журналы, велась ученая переписка, читались лекции в университетах. Труды по естествознанию, философии, праву выходили почти исключительно на латинском языке, в то время как во Франции и Англии в это время ученые почти всех отраслей знания широко пользовались уже своим национальным языком. Сам немецкий язык не имел достаточно унифицированной орфографии и был, кроме того, чрезмерно засорен иностранными словами — латинскими, испанскими, итальянскими и особенно французскими (что, впрочем, характерно и для многих других языков в XVII—XVIII вв.).

Немецкое дворянство, придворные круги многочисленных княжеских дворов предпочитали французский язык, как язык «высших образованных кругов». Еще в 1750 г. Вольтер писал во Францию из Потсдама, что от чувствует себя там, как дома: «Здесь все говорят только по-французски... немецкий язык можно услышать лишь в казарме...» Только во второй половине XVIII в. в результате дальнейшего развития капиталистического уклада процесс развития немецкого национального сознания заметно ускорился.

Княжеское мелкодержавие в XVIII в.

Немецкое мелкодержавие, выливавшееся в формы княжеского абсолютизма, представляло собой одну из самых грубых форм феодального произвола и деспотизма. Князья облагали своих подданных многочисленными и непосильными налогами для содержания дорогостоящих дворов, быт и обстановка которых были уменьшенной копией французского «большого двора» Людовика XIV. Немецкие властители проводили время в непрерывных придворных увеселениях, балах, охотах, всякого рода празднествах. Дворяне, паразитировавшие при этих княжеских дворах, заменили родную немецкую речь французским языком, переняли французские моды, этикет и манеры. Они третировали нарождавшуюся буржуазию и играли самую реакционную роль в обществе, высасывая при помощи своего карликового «аппарата управления» все соки из подвластного населения и тормозя экономическое развитие страны.

Французские субсидии немецким князьям продолжали выплачиваться и в XVIII в. Только за период 1750—1772 гг. французское правительство выплатило различным немецким князьям субсидий на сумму 137 млн. франков. За соответствующие «услуги» Англия также выплатила большие суммы в виде субсидий немецким князьям, в частности государям Пруссии — 46 млн. ф. ст. только за первую половину XVIII в.

Не довольствуясь этими позорными источниками доходов, немецкие князья пополняли их, торгуя кровью своих подданных. За определенную цену они поставляли пушечное мясо за границу, посылая своих солдат воевать за интересы иностранных государств. Так, ландграф Гессенский во время войны американских колоний за независимость «предоставил», т. е. продал, Англии 17 тыс. солдат, за что он получил наличными 2800 тыс. ф. ст. Население ландграфства в результате этого сразу уменьшилось на 8%. Своими «верноподданными» торговали и другие князья — герцог Брауншвейгский, графы Ганау, Аншпах, Вальдек и т. д. Им также были заплачены большие суммы — в общей сложности около 33 млн. талеров. Немецкие солдаты из владений западных курфюршеств покупались систематически также французским правительством. Солдат, навербованных в Северо-Западной Германии, широко использовало в своих войсках и голландское правительство. В большом количестве немецких солдат покупала английская Ост-Индская компания, используя их для завоевания Индии.

Финансовая политика немецких князей носила мелочный и в то же время откровенно грабительский характер. Чтобы выжать из населения возможно больше денег, князья продолжали и в XVIII в. практиковать политику меркантилизма, получавшую в их владениях уродливые формы. Они издавали указы о запрещении подданным покупать «иностранные» товары, под которыми разумелись изделия, поступавшие из соседних немецких же государств, или же по примеру крупных западноевропейских государств вводили княжеские монополии и всякого рода акцизы. Один князь запрещал своим подданным употребление кофе и конфисковывал в связи с этим кофейные мельницы; другой объявлял своей исключительной монополией торговлю солью, пивом, дровами, колесной мазью; третий систематически портил выпускаемую им, как «сувереном», местную монету; четвертый освобождал своих подданных от военной службы за громадный, разорительный выкуп. Невыносимый феодальный гнет и княжеский произвол вынуждали многих немцев покидать родину. Только за десятилетие 1756—1766 гг. из Германии выселилось в Америку и в Россию свыше 200 тыс. немецких крестьян.

Прусский «просвещенный абсолютизм» 

В XVIII в. общественному и политическому строю Пруссии были свойственны те же черты, которые наметились уже достаточно отчетливо во второй половине XVII в. В стране продолжало усиливаться крепостничество. Возраставший экспорт сельскохозяйственных продуктов побуждал помещиков непрерывно увеличивать тяготы крепостнической эксплуатации. Барщина становилась все тяжелее; часть беднейших крестьян в некоторых местах была переведена на положение дворовых, отдававших полностью свой труд помещику за предоставление им скудной месячины. Промышленность в Бранденбурге, несколько поднявшаяся во второй половине XVII в., продолжала развиваться и в XVIII в., но замедленными темпами; Англия, Голландия, Франция по-прежнему оставались для Пруссии недосягаемыми образцами. Мероприятия протекционистского характера, проводившиеся правительством в XVIII в., в какой-то море ограничивали ввоз иностранных товаров, но сами по себе были бессильны превратить Пруссию в индустриальную страну. Быстрее развивались лишь те отрасли промышленности, которые были связаны так или иначе с военными заказами. Производство оружия, выработка сукна для солдатского и офицерского обмундирования занимали в промышленности Пруссии особенно большое место.

Прусская буржуазия и в XVIII в. развивалась медленно, в политической жизни страны ее участие оставалось ничтожным. Сохранявший монопольное право на земельную собственность феодальный землевладелец получал громадные доходы со своих крепостных крестьян, извлекал выгоды от все растущих цен на хлеб и прочие сельскохозяйственные продукты. Помещик в качестве представителя господствующего класса получал громадные выгоды и непосредственно от службы в феодально-абсолютистском государстве. В руках дворянства были сосредоточены все наиболее влиятельные или доходные должности в государственном аппарате, а при Фридрихе II монополией дворянства стала и офицерская служба. Военная и государственная служба давала возможность младшим сыновьям в дворянских семействах делать карьеру, не мешая своим старшим братьям наследовать по праву майората неделимые имения.

Прусский абсолютизм, военно-бюрократические черты которого выявились достаточно отчетливо уже в конце XVII в., получил в XVIII в. законченную форму. Опираясь на дворян-крепостников, прусский абсолютизм обеспечивал прежде всего неприкосновенность крепостного строя в интересах этого класса. В интересах тех же дворян короли Пруссии продолжали интенсивное расширение границ своего королевства. Война, как выразился впоследствии один из деятелей Французской революции — Мирабо, стала своего рода индустрией для прусского агрессивного военизированного государства.

В своей политике представители прусского абсолютизма применяли различные методы. Одни из них режим дворянской крепостнической диктатуры проводили совершенно открыто «палочными методами», не маскируя его какими-либо либеральными фразами или «реформами». Другие прусские монархи, особенно во второй половине XVIII в., драпировались в тогу «просвещенного абсолютизма», выставляя себя «друзьями просвещения», «слугами общества» (слова Фридриха II), сторонниками либеральных реформ. Представителем открытой военно-деспотической прусской системы был король Фридрих Вильгельм I (1713—1740). Скаредный в расходах на гражданское управление, Фридрих Вильгельм тратил громадные средства на армию. К концу его правленая прусская постоянная армия насчитывала 89 тыс. штыков. При сравнительно немногочисленном населении тогдашней Пруссии (2500 тыс. человек) ее армия занимала в Европе четвертое место по своей численности. По существу все королевское управление сводилось при Фридрихе Вильгельме к выкачиванию из населения средств, которые в основном использовались для военных приготовлений. Организованное Фридрихом Вильгельмом новое военно-финансовое централизованное управление самим своим названием «Высшее управление финансов, военных дел и доменов» говорило об этом. Это учреждение объединяло три ранее существовавших отдельных государственных ведомства: военное министерство, Управление королевскими имениями — доменами и Финансовую палату, ведавшую сбором прямых и косвенных налогов.

Стремясь увеличить доходы казны, Фридрих Вильгельм проводил покровительственную политику в отношении промышленности. Но это покровительство на практике выливалось в уродливые формы полицейской регламентации. Король запрещал населению шить одежду из иностранных материалов и предписывал беспощадно уничтожать привозные ткани. По его приказанию на улицах Берлина полиция останавливала мужчин и женщин, одетых в привозные ткани, и тут же штрафовала их. Поощряя в интересах дворян, как поставщиков шерсти, развитие суконной промышленности, король намеренно ставил в худшие условия хлопчатобумажную промышленность, которую он считал «вредной» и «лишней». По его приказанию королевские канцелярии изготовляли длиннейшие инструкции для мануфактуристов, полностью связывавшие их инициативу.

«Фельдфебель на троне», Фридрих Вильгельм ненавидел ученых, писателей, поэтов. О знаменитом Лейбнице король отзывался как о совершенно «бесполезном человеке», неспособном, по его мнению, даже хорошо «стоять на часах». «Я не терплю возражений» и «Не рассуждать!» были его любимыми и наиболее часто употребляемыми выражениями. Телесные наказания он применял всюду — в своей семье, по отношению к придворным, в канцеляриях, в штабах. Солдат, крепостных крестьян, мануфактурных рабочих, канцелярских служащих, школьников при нем пороли систематически и жестоко. Телесное наказание почиталось единственной и наиболее надежной мерой общественного воспитания и исправления.

Политика короля Фридриха II (1740—1786) внешне казалась совсем иной. Кронпринц был не в ладах с отцом. Одно время молодой Фридрих пытался даже бежать от отца за границу, но был задержан, посажен в крепость, и ему угрожал военный суд. Фридрих в молодости сочинял посредственные французские стихи и играл на флейте. То и другое служило предметом язвительных насмешек со стороны старого короля, так же как и увлечение сына французской литературой. Кое-что Фридрих усвоил из идей французского Просвещения. Так, религиозное свободомыслие осталось характерной чертой Фридриха и в более поздние годы. Литературным языком Фридриха был французский язык. Фразеология французских просветителей порой чувствуется в стиле его правительственных указов и предписаний.

Фридрих II постарался сблизиться с Вольтером. Глава французских просветителей одно время даже гостил у своего «друга-короля» в Потсдаме. Однако влияние французского Просвещения на короля носило внешний, поверхностный характер. «Просвещенный абсолютизм» Фридриха II был лишь прикрытием обычного прусского военно-юнкерского абсолютизма. Он провел несколько куцых реформ, целью которых было устранить наиболее вопиющие недостатки в государственном управлении, вроде упорядочения деятельности финансовых и судебных органов, расширения начального образования в городских и сельских местностях (в последних «под присмотром помещиков»), отмены некоторых средневековых законов в отношении религии (терпимость к различным сектам). В остальном все в Пруссии оставалось по-старому.

Учитывая настроения дворянства, «король-философ» считал совершенно «несвоевременной» ликвидацию крепостного права на частновладельческих землях. Правда, он издавал законы против сгона помещиками крестьян с их наделов. Однако такая политика «защиты крестьянства» была вызвана фискальными и еще более военными соображениями (нужда правительства в рекрутах). Да и проводилась она прусскими властями более или менее последовательно только в Силезии, недавно завоеванной провинции, где правительству необходимо было укрепить свое влияние.

Другие мероприятия Фридриха II носили на себе печать мелочно-бюрократической опеки и полицейского произвола. Так, была введена весьма придирчивая паспортная система и фактически запрещен выезд прусских подданных за границу; усилена цензура, особенно в отношении публицистических произведений. Полицией производились аресты лиц, отзывавшихся непочтительно о правительстве. Покровительство писателям, ученым и философам — чем Фридрих II особенно похвалялся в первый период своего царствования — сменилось затем подозрительностью к представителям общественной мысли и прямой враждебностью к наиболее демократическим из них. «Я покровительствую только таким свободным мыслителям, у которых приличные манеры и разумные идеи», — как-то заявил Фридрих, объясняя причины своего отрицательного отношения к Руссо.

Подобно всем абсолютным государям XVIII в., Фридрих II проводил мероприятия меркантилистического характера в целях поощрения промышленности. По его приказанию в Пруссии сооружались каналы и шоссейные дороги. В Берлине в 1765 г. был основан Прусский государственный банк.  Прусская промышленность охранялась высокими таможенными пошлинами на иностранные промышленные изделия. Особенно поощряло правительство развитие суконной промышленности и оружейного производства в связи с военными нуждами. Мероприятия поощрительного характера проводились также и в отношении полотняной, шелковой, хлопчатобумажной, стекольной, писчебумажной и других отраслей промышленности.

Мануфактуры и при Фридрихе II являлись по-прежнему объектом мелочной полицейско-бюрократической регламентации. Порой в королевских приказах, относящихся к промышленности, открыто выступали феодально-крепостнические черты. Растущую потребность промышленности в рабочей силе правительство пыталось разрешить путем применения в мануфактурах принудительного труда бродяг, нищих и уголовных преступников, а также путем привлечения в страну иностранных ремесленников. За вывоз шерсти за границу виновным купцам угрожала смертная казнь.  Фридрих II запрещал применение в промышленности машин на том основании, что это будто бы неизбежно вызовет убыль населения.

Но наиболее характерным для правления Фридриха II было дальнейшее развитие прусского милитаризма. При всех своих разногласиях с Фридрихом Вильгельмом Фридрих II был по существу таким же убежденным пруссаком-юнкером, поклонником «образцовой» прусской военной системы. Как и его отец, он превыше всего ставил интересы армии. Нуждам армии должна была служить вся отечественная промышленность. На содержание армии шла подавляющая часть государственного бюджета. Фридрих II имел уже в начале своего царствования непомерно возросшую по сравнению с размером территории и населения страны 89-тысячную армию; в дальнейшем он удвоил ее численность. Опираясь на эту армию и используя имевшиеся в прусском казначействе денежные средства, накопленные при Фридрихе Вильгельме, Фридрих II в самом же начале своего царствования вступил с Австрией в войну, которая скоро превратилась в общеевропейскую.

Борьба Пруссии с Австрией

Австрия в начале XVIII в. значительно увеличила свои владения в результате благоприятного для нее исхода войны за Испанское наследство. Однако новые земельные приобретения (Южные Нидерланды и Ломбардия) сделали ее еще более сложным и пестрым по национальному составу государством. Несмотря на некоторые внешнеполитические успехи, международное положение Австрии оставалось весьма сложным. Ее традиционным врагом по-прежнему оставалась Франция, с которой Австрия воевала не раз в течение XVII и в начале XVIII столетия. После войны за Испанское наследство и Испания, во главе которой стали Бурбоны, оказалась в лагере ее врагов. В самой Германии Габсбургам завидовали крупные имперские князья,  желавшие урвать куски из многочисленных наследственных земель Габсбургского дома. Вступление на австрийский престол в 1740 г. дочери Карла VI Марии Терезии в силу нового акта о престолонаследии, так называемой Прагматической санкции, дало имперским князьям удобный повод для всякого рода интриг и территориальных претензий по отношению к Австрии. Среди претендентов на Австрийское наследство главным оказался молодой прусский король Фридрих II, который ни в какой степени родства, даже самой отдаленной, с Габсбургами не состоял.

Нападением Пруссии на Австрию открылась война за Австрийское наследство (1740—1748). Эта война, вызванная стремлением прусского дворянства обогатиться путем ограбления и подчинения соседней богатой австрийской провинции Силезии, носила со стороны Пруссии откровенно захватнический характер. Запутанное внутреннее и международное положение Австрии, казалось, делало ее совершенно беззащитной против агрессии. Присоединение к Пруссии провинции, обладавшей сравнительно развитой промышленностью и плодородными землями, должно было «округлить» владения Пруссии на юго-востоке, усилить ее военно-промышленный потенциал и обеспечить ее гегемонию в Центральной Европе.

Фридрих II действовал в расчете как на неподготовленность Австрии к войне, так и на обилие у нее врагов в Европе. Франция и Испания, а в самой Германии Бавария и Саксония стали союзниками Фридриха. Прусский король без труда завладел в первый же год войны Силезией. В том же году союзные французская и баварская армии захватили Прагу. Однако далее положение Пруссии осложнилось. Используя поддержку венгерского дворянства, австрийское правительство выставило большие военные силы, в том числе прекрасную венгерскую конницу; австрийские войска перешли в контрнаступление. Теперь уже прусская армия стала терпеть неудачи. Война затягивалась. Тогда Фридрих II, бросив своих союзников, поспешил в 1742 г. заключить с Марией Терезией сепаратный мир,  удержав за собой большую часть Силезии. Через год, в 1743 г., он, однако, снова возобновил войну. В этой, так называемой второй силезской войне на стороне Австрии находились Англия, Сардинское королевство, Саксония и с 1742 г.— Голландия и Россия, а против Австрии воевали Пруссия, Бавария и Франция. Война велась не только в Европе, но и в Северной Америке и Индии, где решался спор о колониальном господстве между Англией и Францией. По своему обыкновению, Фридрих II и на этот раз покинул союзников; в 1745 г. он вторично заключил с Марией Терезией сепаратный мир (в Дрездене), окончательно отдавший ему Силезию, за что он со своей стороны должен был еще раз признать Прагматическую санкцию и согласиться на избрание императором Священной Римской империи мужа Марии Терезии и ее соправителя в Австрии — Франца Лотарингского (Франц I Стефан был императором в 1745—1765 гг.).

В войне за Австрийское наследство Фридрих II показал себя вероломным, неразборчивым в средствах политиком. Что касается военных событий, то «образцовая» прусская армия в этой войне одерживала победы, когда заставала противника врасплох, но в свою очередь сама терпела поражения от австрийских войск, когда те концентрировали против нее свои удары.

Усиление Пруссии после войны за Австрийское наследство вызвало опасения у французского двора. Франция решила теперь поддержать ослабленную Австрию. Англия, наоборот, стремилась к сближению с Пруссией и в 1756 г. заключила с Фридрихом II военный союз, целью которого было, в частности, обеспечить ганноверские владения (Ганновер — «девятое курфюршество» империи, находившееся на запасе Германии, — был связан с Англией династической унией, после того как ганноверский курфюрст Георг в 1714 г. вступил на английский престол под именем Георга I. ) от возможного французского нападения.

Вскоре после этого Фридрих, действуя с обычным вероломством, внезапно напал на Саксонию (бывшую теперь уже союзницей Австрии), с тем чтобы использовать ее территорию в качестве удобного плацдарма для вторжения во владения Габсбургов. Так началась Семилетняя война 1756—1763 гг. Захватнические планы Фридриха II в этой войне носили явно нереальный характер. Он предполагал в дальнейшем «обменять» Саксонию на Чехию; на курляндский герцогский престол он рассчитывал посадить своего брата Генриха Гогенцоллерна; наконец, Фридрих мечтал поставить Польшу в полную вассальную зависимость от Пруссии.

Русское правительство имело основание видеть в прусском короле своего опаснейшего врага. В 50-х годах против Пруссии организовалась новая сильная коалиция в составе Австрии, Франции, России, к которой в дальнейшем примкнули Швеция и Саксония. Фридриха II поддерживала одна Англия, предоставлявшая ему громадные субсидии.

Семилетняя война, происходившая, подобно предшествовавшей войне за Австрийское наследство, как в Европе, так и в колониях, шла с переменным успехом. Используя недостаточную согласованность действий союзников и их взаимное недоверие, Фридрих II имел возможность наносить сильные удары отдельным своим противникам. Так в ноябре 1757 г. он одержал победу над французскими войсками при Росбахе, а в декабре того же года — над австрийскими войсками при Лейтене.

В том же 1757 г. русская армия  вступила в Восточную Пруссию и в августе этого года нанесла поражение прусским войскам при Гросс-Егерсдорфе. Летом следующего, 1758 г. Фридрих II сразился с русскими при Цорндорфе, но, несмотря на свое численное превосходство, не добился успеха. 12 августа 1759 г. соединенные русско-австрийские войска разгромили прусскую армию при Кунерсдорфе. В октябре 1760 г. русские заняли на некоторое время Берлин. В 1761—1762 гг. Фридрих считал свое положение совершенно безнадежным. Он даже помышлял тогда о самоубийстве. Только несогласованность действий союзников, медлительность австрийского командования, недоверие французского и австрийского правительств к России дали возможность Фридриху II избежать полного разгрома. Немалую роль сыграли в этом и щедрые военные субсидии, которые Англия выплачивала Фридриху II, как своему наемнику, отвлекавшему силы Франции от борьбы с Англией за колонии.

Окончательно положение Фридриха II упрочилось в результате выхода России из войны. После смерти императрицы Елизаветы ее преемник Петр III (голштинский принц по отцу) круто изменил прежний внешнеполитический курс. Горячий приверженец Фридриха II, он не только разорвал союз с Австрией и прекратил войну с Пруссией, но и предложил прусскому королю свою военную помощь. Низложение Петра III и вступление на престол Екатерины II предотвратило выступление России на стороне Пруссии, но и Австрию русское правительство больше не поддерживало.

Таким образом, «старому Фрицу» (как называли состарившегося Фридриха II) удалось заключить почетный мир, оставивший в его руках захваченную им «жемчужину» — Силезскую провинцию.

Последним приобретением Фридриха II был большой кусок польской территории, отошедший к Пруссии при первом разделе Польши в 1772 г. Ф. Энгельс с гневом квалифицировал это событие как «вооруженный грабеж территории» (Ф. Энгельс, Дебаты по польскому вопросу во Франкфурте, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 5, изд. 2, стр. 348.).